Почему в Новосибирске плохая архитектура?
Причина третья: профессионалы и отсутствие профессионализма
Статья Александр Ложкина
Журнал «Сибирская столица», №9 Продолжение. Начало в №6-8

Пытаться понять причину, почему в городе, именующем себя столицей Сибири, и претендующем на то, чтобы стать деловым и интеллектуальным центром Азиатской России, рождается архитектура уровня никак не столичного, но сугубо провинциального, невозможно, если не говорить о людях, занимающихся реальным проектированием, и людях, готовящих будущих проектировщиков. Местная архитектурная школа три года назад справила двойной юбилей: в 1989 году был организован Новосибирский архитектурный институт, ныне Архитектурно-художественная академия (НГАХА), единственный за Уралом специализированный ВУЗ подобного профиля, а за 80 лет до этого, в Томске, в Технологическом Институте, начали готовить архитекторов. Позже, в 1930-х гг., Сибирский строительный институт (Сибстрин), выделившийся из Технологического, переехал в Новосибирск, положив начало архитектурному образованию в нашем городе.

Много архитекторов, но мало архитектуры

 Новосибирск готовил архитекторов для обширной территории, включающей в себя Восточный Урал, Сибирь, Дальний Восток, Северный Казахстан. Начиная с 1970-х, каждый год выпускалось до полутора сотен архитекторов, отправляющихся по распределению во многие города и поселки СССР.
Однако немалая часть выпускников ежегодно оседала в Новосибирске. А после того, как была отменена система распределения, в городе стало оставаться, наверное, свыше 90% выпускников. Таким образом, сегодня наш город занимает третье место в стране (после Москвы и Петербурга) по количеству людей с дипломом архитектора в кармане. В то же время, Новосибирск отнюдь не является чемпионом по строительству квадратных метров даже в рамках Сибирского федерального округа. Похоже, что наш город рекордсмен по количеству архитекторов, приходящихся на один построенный квадратный метр.
Для архитектора практика также важна, как и для хирурга. Архитектор набирается опыта лишь в процессе ежедневной работы, решая новые задачи. Проблемы с разными зданиями и стройплощадками также непохожи, как и разные пациенты со своими болячками. Увы, и хирурги и архитекторы учатся в основном на собственных ошибках. Одна из причин плохой современной архитектуры в Новосибирске – отсутствие должного опыта у проектантов. Если архитектор строит в год 2-3 здания – у него есть возможность профессионального развития. Если он разрабатывает один серьезный объект за период в 3-4 года – он пытается совместить в нем все идеи, придуманные им за несколько предыдущих лет. Получается эклектика, помноженная на незнание новых типологических требований и потребностей людей, которым предстоит пользоваться плодами творчества зодчего.
Первый выпуск НГАХА в 1990-м году совпал с жестким кризисом в стране, с фактической отменой системы распределения. Именно в 90-м закончил институт и я. Если конец предыдущего десятилетия был благодатным временем для архитекторов, когда предприятиям разрешили свободно тратить прибыль на капитальное строительство, и портфели заказов проектных институтов, кооперативов и новорожденных персональных творческих мастерских  ломились от заказов, то в начале 90-х ситуация очень серьезно поменялась. Будучи студентами, мы параллельно «халтурили», работая над реальными объектами  (в САКБ – студенческом архитектурно-конструкторском бюро Сибстрина, в первом негосударственном проектном бюро «Аврора» при Фонде Молодежной Инициативы, в архитектурных кооперативах и МЖК). Однако выйдя из стен института, оказались в новой реальности: в стране уже ничего не строилось и проектировщики были не нужны. Ввели систему лицензирования архитектурной деятельности и ограничительный ценз для обладания правом самостоятельной работы: прежде чем получить лицензию, молодой архитектор должен был отработать десять лет под надзором «старших товарищей».
Судьба моих однокурсников сложилась по-разному: один из нас стал руководителем крупного рекламного агентства, другой – чиновником районного масштаба, кто-то преподает в институте и в школах. Одну из однокурсниц я встретил несколько лет назад за окошком бензоколонки, большинство же из выпускников начала 1990-х зарабатывает на жизнь дизайном интерьеров (здесь лицензионные ограничения можно было легко обойти). Однако никто ни из моего выпуска, ни из выпуска, окончившего институт годом, двумя, тремя годами раньше, годом – пятью годами позже, никто из моего поколения выпускников-архитекторов не занимается «большим» проектированием в Новосибирске, не создает зданий для родного города и не разрабатывает для него градостроительных планов. Связь поколений в новосибирской архитектуре оборвана.
Новые поколения не обладают тем опытом, который есть у «стариков». Однако у них есть другое достоинство, которое многие представители старшего поколения склонны считать недостатком. Молодые люди более восприимчивы к новациям, склонны к изменениям всего и вся. У них нет опыта, но нет и груза ошибок. Лишь в столкновении и в синтезе идей, рождаемых разными поколениями, возможно развитие, в том числе развитие архитектуры.

Профессия и отсутствие профессионалов

В конце 80-х архитектура в СССР существовала в рамках стройно выстроенной системы, и была частью развитого, но неразвивающегося строительного комплекса. При Брежневе строительство и архитектура оказались тем элементом социализма, на котором было принято экономить. Строительство разрешалось почти исключительно по типовым проектам, «пробить» индивидуальное архитектурное решение можно было лишь через постановление Госстроя, а то и Совмина республики. Жилые дома строились по методу крупнопанельного домостроения – способ относительно дешевый в условиях больших объемов строительства, но не дающий возможностей для модернизации и развития («прогрессивную 97-ю серию» панельных девятиэтажек  внедряли в Новосибирске почти 20 лет). Архитекторы оказались заложниками жестких и невариабельных строительных технологий, предписанных СНиПами и ГОСТами проектных решений, диктата строителей, отказывающихся выполнять нестандартные задачи и постоянно рационализировавших предложения архитекторов в сторону упрощения и удешевления.
Во всем мире есть две категории архитекторов. Крепкие профессионалы, хорошо знающие законы развития зодчества, нормативы и технологии, занимаются созданием или реконструкцией городской среды. Особо талантливые, выдающиеся (из общего среднего уровня) архитекторы работают, соответственно, над выдающимися зданиями. В СССР брежневского времени все было иначе. Выдающиеся архитекторы были вовсе не нужны, их заменила архитектурная номенклатура, вхождение в которую определялось не наличием или отсутствием таланта, а иными качествами. Что же касается «крепких профессионалов», то их задача была упрощена до минимума, и, в основном, сводилась к «привязке» к местности типовых проектных решений. «Выдающимися зданиями» занимались специальные проектные институты в Москве, такие, как ГИПРОтеатр и ЦНИИЭП зрелищных зданий, в которых «крепкие профессионалы» разрабатывали и «привязывали» для разных местностей одни и те же проекты театров, цирков и т.п. Провинциальной «архитектурной номенклатуре» дозволялось проектировать отдельные индивидуальные сооружения, такие, как обкомы КПСС и партийные гостиницы. И в советское время были построены неплохие здания, но строились они не благодаря,  а вопреки системе, господствовавшей в то время в «архитектурно-строительном комплексе». В таком вот жутковатом виде пришла профессия зодчего к эпохе перестройки, когда ограничения по типовому строительству были сняты, жесткие СНиПы отменены.

Свобода!

Когда на тебя накладывают путы, это несвобода. В несвободе жить просто: у тебя невелик выбор возможных действий, за тебя почти все решают, оставляя совсем небольшое пространство для маневра, ограничивая твою компетенцию. Но и ответственность ты несешь ровно в рамках  этой компетенции. В условиях свободы приходится и самому определять собственную компетенцию, и нести груз ответственности за принятые решения.
В условиях свободы архитектурного творчества стало очевидно, что проектировать по-прежнему уже невозможно. Стали доступны дефицитные ранее стройматериалы, изменился заказчик и его требования. В условиях свободы каждый волен почувствовать себя творцом, но каждый ли способен этому званию соответствовать? Архитекторы выплеснули на фасады все, что умели и знали. Беда, что умели они немногое.
С 30-х гг. ХХ века советская архитектура развивалась обособленно от мирового зодчества. После безумно интересного эксперимента конструктивизма 1925-32 гг., когда наши архитекторы впервые в русской истории были в авангарде всемирных процессов, отечественная школа проектирования развивалась в условиях  изоляционизма, ориентируясь на классические образцы, а не на опыт соседей. После хрущевского переворота в строительстве, проектировщики обратились к «прогрессивному опыту Запада» (я писал об этом в августовском номере). Начали издавать русский перевод французского журнала «Современная архитектура». Впрочем, весьма скоро, после становления брежневского комплекса стройиндустрии, журнал перестали переводить на русский, рассылая немногочисленным подписчикам плохую и неполную его ксерокопию.
Будучи студентом, я любил сидеть в ГПНТБ, листая подшивки «Architectural Digest», «Architectural Revue», «Japan Architect», и других. Увы, эти журналы были далеки от зачитанности, большинства из них до меня никто не листал. Сегодня ситуация стала только хуже. По данным редакции ведущего отечественного журнала «Проект Россия», в Новосибирске лишь три десятка архитекторов выписывают это издание, среди подписчиков нет имен местных зодчих, реально застраивающих наш город. Не получают новосибирские проектировщики и западные журналы. Мы привыкли жить в изоляции, полагаться на собственные силы и учиться на своих ошибках.
Архитекторы получили свободу, не обладая умением проектировать в условиях, отличных от условий тоталитарного «строительного комплекса». В 90-х родился новый стиль, благополучно существующий и сегодня. Если пытаться обозначить его по-научному, то имя ему будет «Постсоветская региональная (или регионализированная?) эклектика». Если же попытаться вычленить его корни...
Эклектика – это смешение стилей. В постсоветской эклектике были смикшированы типовые коробки брежневской эпохи, обрывки информации о европейском постмодернизме 80-х, местные образчики купеческой архитектуры начала ХХ века, отрывочные знания о классических архитектурных формах: всяких там антаблементах, фризах и карнизах, аттиках и фронтонах. Плоды этой мешанины знаний можно наглядно наблюдать на улицах родного города – последние десятилетие второго тысячелетия во множестве плодило подобных мутантов.

Кадры решают многое

Мне пришлось быть свидетелем того, как несколько лет назад на одной из выставок «Стройсиб» золотой медалью отметили заслуги известного новосибирского архитектора. После вручения награды, на банкете, он встал и сказал: «Я не ходил раньше на подобные выставки. Сегодня я пришел первый раз, и увидел, какую богатую палитру дали в руки нам – архитекторам. Но я не уверен, что мы готовы воспользоваться этой палитрой!» Это – честное признание.
Архитекторы, не знающие основ современного формообразования. Архитекторы, не знающие основ современной экономики. Архитекторы, не знающие современных материалов и конструкций. Архитекторы, не знающие, что такое цена земли, как осуществляются механизмы строительного инвестирования, архитекторы, умеющие лишь реализовывать «пожелания» заказчика. Это реалии сегодняшнего сибирского зодчества, мы сталкиваемся с проблемой некомпетентности специалистов, воспитанных советской проектной системой, и не умеющих вырваться из ее пут.
Беда еще и в том, что данная система склонна к самовоспроизводству. Студентов-архитекторов учат тому, что сами умеют. В итоге, из стен архитектурного института выходят зодчие, столь же не готовые к полноценному профессиональному существованию в сегодняшних реалиях, как и их профессора. И выйдя, начинают проектировать жутковатые входы в магазины, где нелогичная и иногда опасная конструкция обильно маскируется накладными элементами. И лишь то, что среди студентов и молодых архитекторов еще встречаются люди, умеющие и желающие самообразовываться, внушает кое-какой оптимизм.
В Москве ситуация похожая, и сегодня там активно обсуждается возможность создания независимой архитектурной школы – школы послевузовского образования, которая была бы филиалом одного из западных университетов, и давала бы, соответственно, образование западного качества. Но это значит, что креативные молодые архитекторы из Новосибирска и других сибирских городов будут уезжать в столицу, и, соответственно, оставаться там.
Архитектурная общественность «старого» поколения контролирует сегодня градостроительный совет Новосибирска. Усредненное «коллективное мнение» этого органа блокирует все градостроительные новации. Блокируется и проникновение в Новосибирск «чужих» архитекторов. После отмены диктата московских «специализированных» институтов, в городе не возникло ни одного значительного здания, которое было бы построено по проекту, выполненному иногородним, или, тем более, иностранным зодчим. Между тем, диффузия, взаимопроникновение и взаимообогащение культур – обязательный признак столичности.
Архитектура мирового уровня никогда не появится в Новосибирске, если мы, архитектурное сообщество, не откажемся от добровольно возведенного нами «железного занавеса». Политика культурного изоляционизма не может привести к рождению архитектурных шедевров.
Необходимо понять, что обретение «столичного» статуса означает полную свободу рынка проектирования. Архитектура Новосибирска является частью мировой архитектуры, и никакие ссылки на «региональность» и «особость» здесь неуместны.  Должны быть изменены принципиальные подходы к проектированию важнейших градостроительных узлов и значимых зданий: подобные проекты не могут реализовываться без конкурса; в жюри конкурса необходимо звать не местных «звезд», отдающих победу своим друзьям, но зодчих, авторитетных во всем мире. Необходимо, наконец, приглашать для проектирования западных специалистов.
Подобная реформа нужна и архитектурной школе. Самоограничения в получении и передаче студентам информации нелепы. Архитектурная школа должна давать, с одной стороны, полноценные знания о современной экономике строительства, о новейших материалах, о принципах работы конструкций. С другой стороны, следует более полно преподавать современную архитектуру, отказываясь от все того же, традиционного, идущего от сталинских времен культурного изоляционизма. Конечно, необходимо сохранить лучшее, что было в советском образовании. Но что более нужно современному зодчему – четыре года обучения классическому рисунку или полноценное владение компьютером? И еще. В архитектурном образовании очень важен факт личного общения с архитектурными звездами мирового уровня. Их приглашение в учебное заведение для чтения лекции стоит сравнительно недорого, но никто еще пока в Новосибирск не приезжал. А жаль!
Должно произойти изменение профессионального самосознания – и это одна из самых сложных проблем на пути Новосибирска к хорошей архитектуре. Пока удачные здания возникают в нашем городе не благодаря, а вопреки сложившейся системе общественных отношений. Не знаю, готова ли архитектурная общественность города к принятию мировых стандартов проектирования и образования, к свободной конкуренции по качественным критериям, к тому, чтобы создавать в Новосибирске архитектуру не только местечкового уровня...